Биография Павла Васильевича Кучияка (1897 – 1943 гг.) давно стала хрестоматийной. До недавнего времени многие читатели, будь то школьники или люди почтенного возраста, могли до мельчайших подробностей рассказать о нем и его родословной, продекламировать стихи, вспомнить о спектаклях по его произведениям, спеть его любимые песни.
В 1955-м Кучияк также совершает длительную поездку по Алтаю с группой московских писателей – И.И. Катаевым, Н.Н. Зарудиным и с литературоведом Н.В. Богословским. Примечательно эмоциональное выступление Катаева о Кучияке на собрании московских писателей: «Это человек редкой одаренности, … он олицетворяет собой едва ли не все виды искусства… Поэт, прозаик, драматург, критик, наставник подрастающих поэтов, фольклорист, режиссер, выдающийся актер, музыкант, владеющий всеми национальными инструментами, певец, несущий в своей музыкальной памяти все песни, все мелодии родной страны… Надо почаще взвешивать работу такого поэта, сына шамана, ставшего настоящим сыном своего народа, и сопоставлять её с жизнью и деятельностью иного из наших московских поэтов. Чья работа благороднее, шире, нужнее?»
В 1934 году Кучияк был делегатом Первого Всесоюзного съезда советских писателей. Вместе с литераторами-сибиряками он побывал в Москве в гостях у М. Горького на ул. Качалова, 6/2. На всю жизнь осталось в памяти Кучияка напутствие великого писателя своим гостям: «Пишите историю своего народа». А призыв Горького с трибуны съезда: «Собирайте ваш фольклор, учитесь на нем, обрабатывайте его» – раскрыл перед Кучияком огромное художественное и историческое значение устной народной поэзии.
Все эти встречи, общение и особенно съезд писателей явились лучшим стимулом в творческой деятельности Кучияка. Именно в 30-е годы он «открыл» сказителя Мыклая Улагашева, произвел от него записи эпических памятников «Алып-Манаш», «Малчы-Мерген», «Ак-Тайчы», «Ёскюс-Уул», «Козын-Эркеш» и других. Более 17 текстов эпоса из репертуара Улагашева в записи Кучияка и его дочери Аполлинарии вышли в серии «Алтай баатырлар».
Тернистым был путь поэта, прозаика, драматурга Кучияка к органичному сплаву поэтики фольклора и литературных форм нового времени. Малейший поворот в сторону этнобытовых деталей и художественных средств устной поэзии квалифицировался не иначе как «воспевание проклятого прошлого». Путь Кучияка к «золотой середине» был очень непрост.
Францу Вайскопфу в исповеди о себе Кучияк чистосердечно рассказал, как он пребывал в белогвардейском отряде. Его слова «Мы стреляли, и в нас стреляли, были четыре – шесть убитых», судя по архивным сведениям, он произносил и на допросах. И они-то черным шлейфом легли на всю его биографию при жизни и, как увидим, после его смерти. Об этом свидетельствует один инцидент: в 1967 году вышла брошюра С.С. Суразакова о Кучияке. В сельском магазине один покупатель сбросил книгу с полки и стал топтать «эту писанину о бандите». С.С. Суразаков в кабинете высокого чиновника резко возразил: «Нам дорог Кучияк – писатель, делегат Первого съезда советских писателей, а не бандит!»
Можно представить, как часто пребывал Кучияк в гнетущем, безысходном состоянии. Особенно в мае и ноябре 1936 года, когда в газетах «Красная Ойротия» и «Кызыл Ойрот» появилась статья небезызвестного партийного деятеля под названием «Против буржуазно-националистической контрабанды в ойротской (алтайской. – Прим. З.К.) литературе». Сколько же честных сердец содрогнулось от такой формулировки?! Какая же затравка была брошена для расправы с «неугодными» людьми?!
Именно с этого времени у себя на родине Кучияк не публиковался ни в периодической печати, ни в издательстве. Все его произведения в переводе на русский язык выходили в Новосибирске – стихи, рассказы и повесть. Даже драма «Чейнеш», постановки которой успешно шли в Горном Алтае и Алтайском крае, на русском была издана в 1939-м, на алтайском языке – в 1945 году. Рассказ «Адыjок» издан в «Сибирских огнях» в 1944-м, на алтайском – в 1950-м в сборнике «Эки гвардеец». То же самое произошло и с повестью «Аза-Jаланг» («Долина Дьявола»).
Но не только поэтому писатель часто бывал в гнетущем состоянии. Черный шлейф репрессий очень близко завис над ним. И Кучияк исчез, 11 месяцев жил в Москве, его приютили И.И. Катаев и его жена поэтесса М.К. Терентьева. Трагична судьба и этой семьи: Катаев в конце 1936 года был репрессирован, в 1937-м расстрелян. Его жена более 20 лет провела в тюрьмах и в магаданской ссылке. Двоих сыновей воспитала другая семья. (Восхищена благородством этой семьи: они не убоялись взять на воспитание детей репрессированных!).
Катаев до ареста успел представить Кучияка во многих журналах Москвы, устроить его в Голицыно – в творческий Дом писателей. В этом Доме творчества было девять комнат, там одновременно жили татарский писатель Муса Джалиль, армянский поэт Егише Чаренц, немецкий драматург Ф. Вольф и другие. Для Кучияка это время оказалось более значимым, чем болдинская осень для А. Пушкина. Он много читал, общался с писателями, издателями, написал поэму «Зажглась золотая заря», она (в переводе Д. Бедного) открывала антологию «Творчество народов СССР», инициатором издания которой был М. Горький (1936 г.). Здесь, в Голицыно, он сделал первые наброски драмы «Чейнеш», закончил повесть «Долина Дьявола» и представил её на обсуждение московским писателям. В дневнике он пишет об основном замечании к повести: «Много лишних слов». Здесь он начал работу над рассказом «Тойчы».
Я читала его дневники и их оригинал, любезно мне представленные дочерью Кучияка Розой Павловной, и её выписки о прочитанных отцом в Голицыно книгах. (Царствия ей небесного!)
И здесь же видим запись писателя о том, что он воспроизводил (писал) текст эпоса «Кара-Маас», не единожды им слышанного от предка – сказителя Шонкора Шунекова. Представьте, текст объемом в 3700 стихотворных строк он не только записал по памяти, но и подстрочно перевёл! Затем Кучияк пишет о том, что отвёз этот текст Зазубрину, тому самому, в переводе которого был издан эпос «Когутей». Полагаю, что это не единственный текст, переданный поэтам Москвы и Новосибирска. Напрашивается еще один посыл к изучению: найти в архивах поэтов Москвы и Новосибирска эпические тексты в записи и подстрочном переводе Кучияка.
В дневнике Павла Васильевича прослеживается начало его работы с талантливой фольклористкой Анной Львовной Гарф. Она закончила этнологический факультет МГУ им. Ломоносова, была ученицей известного в науке фольклориста и литературоведа академика М.М. Соколова, и именно он настоял, чтобы она познакомилась с Кучияком.
Первая книга сказок, судя по дневникам, была подготовлена в Москве. Кучияк воспроизводил в памяти волшебные истории, в мире которых прошло его детство рядом со сказочницей бабушкой Баргаа Кучияковой. Вероятно, многие сказки, что легли на бумагу под пером Кучияка, были из ее репертуара. Кучияк здесь, в Голицыно, начал воспроизводить их и передавать тексты в своем подстрочном переводе Анне Львовне. Когда ей не совсем понятна была сказка (о зверях и птицах, их внешности, повадках), Кучияк, талантливый актер, представлял сюжет, изображая зверей и птиц тело-
движениями, мимикой и голосом. Так Анна Львовна, вероятно, добивалась понимания сущности поэтики алтайских сказок. По дневнику выявлено, что первая книга сказок создавалась в Москве в 1936 году, уже в 1937-м вышла в свет и сразу же была рекомендована на конкурс в Золотой фонд всемирной детской литературы.
Из дневника становится понятной творческая лаборатория П. Кучияка и А. Гарф. Они были не просто записывателями сказок, не литературными обработчиками, но, сами не ведая того, становились сказочниками. Но в то же время их сказки были подлинно народными. Об этом свидетельствуют ценнейшие сведения о параллелях алтайских сказок с мифами и сказаниями древней Индии, Персии, Тибета, Китая, Монголии и других стран.
Например, алтайская сказка «Шелковая кисточка» имеет вариации в фольклоре многих народов мира, а сказка-миф «Сартакпай» – в китайском и монгольском. Что это? У каждого народа схожие, но самостоятельно появившиеся сказки? Или их сюжеты заимствованы у других народов? Напрашивается необходимость изучения проблемы заимствований и поиска первоначальной родины таких сказок. Сходная проблема решилась по вариантам эпосов «Алып-Манаш» (алт.), «Алпамыш» (узб.), «Алпамыс» (казах.) и «Алпамша» (татар.). Академик В. Жирмунский их первородиной назвал южные предгорья Алтая. С.С. Суразаков внёс уточнения: носителями алтайского варианта «Алып-Манаша» являются телеуты, ещё точнее – племя кыпчаков.
Отдельных исследований заслуживают репетиции и выступления Кучияка в Театре народного творчества, его работа в учреждениях Академии наук СССР по редактированию алтайских топонимов в готовящихся к изданию географических учебных картах, его участие в съёмках документальных фильмов о Горном Алтае, посещение им издательств, редакций журналов Москвы с материалами, например, об Улагашеве и других сказителях.
За всю свою сравнительно недолгую жизнь так много потрудился Павел Васильевич Кучияк, что невозможно представить без его имени ни одну сферу духовного мира Республики Алтай – устное поэтическое творчество, литературу, народное образование, театральное и музыкальное искусство, мир современных писателей и современную науку… Не является ли это основанием иметь в нашем городе мемориальный музей его имени? Он должен быть на месте, где стоит ныне дом №9 по ул. Типографской, в котором в квартире на южной стороне жил сказитель Улагашев, а в квартире на северной стороне – Кучияк. При доме есть участок, который следует облагородить посадками кедра, березы, кустов маральника, цветов марьина корня, огонька и кандыка.
З.С. КАЗАГАЧЕВА,
доктор филологических наук
