В редакции «Звезды Алтая» побывал заместитель Исполкома ВООВ «Боевое братство», советник губернатора Калужской области майор Российской армии Алексей Владимирович Климов. Казалось бы, что тут необычного? Ну, советник, ну. общественник, офицер и так далее. А все дело в том, что Алексей Климов совершенно слепой человек. И зрение он потерял во время жесточайших боев в Чеченской Республике.
Разведка 166-й ОМСБР
166-я отдельная мотострелковая бригада в свое время наводила ужас на боевиков. Достаточно сказать, что в ее составе была разведывательная рота под командованием подполковника Ефентьева, та самая «бешеная рота».
Март 1996 года. 166-я бригада разведроты вышла на спецоперацию. Ночью произошел радиоперехват переговоров чеченских боевиков. «Уходим, уходим, бешеные идут, черные повязки!» – кричали в трубке боевики. С тех пор роту стали называть «бешеной». А позывной у старшины разведроты Алексея Климова был «Шаман».
23 марта 1996 года. В этот день в штабе разведроты была запланирована широкомасштабная операция по вытеснению чеченских боевиков из селения Шали. За несколько дней до операции ребята провели предварительную работу – установили блокпосты, пронаблюдали пути отступления боевиков. Колонной из шести БТРов прошли Белоречье, Курчалой. Перед селением Хиди Кутор нарвались на засаду. Сломив сопротивление, вошли в селение. Боевики ушли по низине в соседний район Алханюрт. Пехота на ночь расположилась в разрушенных домах. Климов с напарником остался на окраине селения в районе наблюдательного пункта.
– Джахар, я пойду посмотрю движение боевиков, будь на связи, — обратился Алексей к товарищу. – Обратно буду возвращаться, растяжку не ставьте.
Климов спустился в ущелье. В ста метрах заметил чеченских боевиков.
– Джахар, Джахар, я Шаман, на приеме, — шептал Алексей. — Обнаружил банду. Курить хочу, не могу. Слушай, покури за меня.
- Прикурил беломорину, балдею, – ответили на том конце провода.
Возвращаясь обратно, в нескольких метрах от себя Алексей заметил двух чеченцев в камуфляже.
– Хорошо, у меня автомат Калашникова с прибором бесшумной стрельбы был, а то бы не удалось спастись, — вспоминал позже Климов. – Короче, приложил я тех духов. Потом снял с них автоматы, забрал гранатомет и сумку с патронами. Вернулся на пункт уже поздней ночью. Меня, конечно, командир роты отчитал за самовольное решение.
25 марта 1996 года. Девять утра. Ребята собирались выходить на разведку. С утра шел мокрый снег. Из-за плотного тумана в радиусе десяти метров ничего не было видно. Разведка идёт впереди, а вся остальная бригада движется километрах в двух сзади. Наша задача – вызвать огонь на себя. Выехали на двух БМП, сели Александр Кабанов и Алексей плечом к плечу на башню, Алексей – слева, Александр – справа. И вдруг с левой стороны раздаётся взрыв, наехали на мину – «лягушку».
– Длилось это всего секунду, но мне показалось, ужасно долго, – рассказывает Александр Кабанов. – До сих пор не понимаю, как остался жив, мина разорвалась буквально в полуметре, а радиус поражения у неё метров сто. Наверное, меня слегка контузило. Развеялся дым, тут Лёха ко мне повернулся, глаза у него вздуваются и натурально вылезают из орбит. Он был ещё в сознании, но потом провалился язык. И дышать он перестал совсем. Боюсь, я тогда повредил ему челюсть, ведь зубы пришлось разжимать ножом.
Как потом выяснилось, их БМП напоролась на противопехотную мину УЗМ (по другой версии, это была МОН-50 на дереве). Это одно из самых опасных оружий. Мина выпрыгивает на девяносто сантиметров вверх и только потом взрывается. Радиус поражения около пятисот метров. Две с половиной тысячи осколков. Пятьдесят достались Алексею. Один из них пробил сержанту голову.
- Будь я на земле, сообразил бы, как действовать, – анализировал много позже Климов. – Я бы сорвал растяжку и упал на нее. Отделался бы легко, переломом ребер. Но в моем положении уйти от растяжки было нереально. У меня совсем не оставалось шансов на спасение.
Молодые медики поставили всем капельницы, сделали перевязки. Раненых вывезли через зону обстрела. Когда их загружали в вертолет, один из врачей кивнул в сторону Климова:
– Этот уже мертвый, мы его не довезем…
В тот день из Грозного отправили в ростовский окружной госпиталь сорок гробов. В одном из них находился сержант Алексей Климов. Бездыханное тело санитары обернули в фольгу, затем положили в черный полиэтиленовый мешок и заколотили в стандартном цинковом гробу. Вот только по какому-то странному стечению обстоятельств медальон на шею Климову не надели. То ли не успели, то ли забыли в спешке. Именно поэтому он еще долго числился в списке погибших. Его имя и адрес ростовские врачи узнали спустя месяц, когда сержант пришел в сознание.
Двое с половиной суток провел Климов в холодном рефрижераторе вместе с «грузом-200».
– На мое счастье, я ничего не помню, а то бы умер от разрыва сердца, – говорит Алексей.
В Ростов «груз-200» доставили 28 марта. Два старика – санитара приступили к разгрузке гробов только в три часа дня. Алексей Климов проходил под номером 37.
- Когда отодвинули крышку и развернули пакет, меня аж холодный пот прошиб. Привидение, подумал, – вспоминает сотрудник ростовского морга. – Тело теплое, ноги, руки гнутся. Нащупал пульс. Сердце неровно, но все-таки бьется.
Алексея Климова тут же отправили в реанимационное отделение. Через час врачи приступили к операции.
15 апреля мать Алексея Климова получила похоронку из Чечни. На следующий день пришло письмо из ростовского госпиталя. «Пишут вам из Ростова. Ваш сын чувствует себя хорошо, шутит. Здоровье восстановилось, только небольшие проблемы со зрением». В тот же день родители Климова выехали в Ростов.
- Когда мне рассказали, что со мной случилось, я не испытал шока. Что было, то было… Это же война, — говорит Климов. – И еще, я ни в коем случае не виню врачей. В Грозном они на вес золота.
А в 166-й бригаде еще долго не знали, что их товарищ выжил. Поминали его оружейными выстрелами и на девятый день, и на сороковой. Никто из сослуживцев не решился тогда позвонить матери Алексея.
- Оно и понятно, не каждый осмелится такую весть в дом принести, – оправдывает их Климов. – Я помню, как погиб Руслан. Мы его тело сами в Воронеж повезли. Приезжаем на вокзал, нас никто не встречает. Переночевали прямо на платформе. Замерзли. Утром стали дом погибшего паренька искать. В квартире никого не было. Тогда мы отправились на кирпичный завод, где работала его мать. Женщина стала кричать, биться в истерике. Рабочие нас тогда избили прилично, обвинили в том, что мы живы, а он нет…
В начале мая Климова перевели в Москву, в госпиталь Бурденко. Спустя два месяца туда же приехал навестить друзей Александр Кабанов, тот самый, который на руках вынес Климова из-под обстрела.
– Мужики, простите, я не сберег Климова, – первое, что сказал он, открывая дверь палаты.
- Климов? Леха? Да он здесь, живой, – удивленно переглянулись ребята.
За два месяца могучий организм разведчика восстановился полностью, вот только зрение вернуть не удалось. Несколько дорогостоящих операций результата не принесли.
- Меня часто спрашивают, что я чувствовал, когда потерял зрение. Если честно, я до сих пор не понял, что ослеп. Вспоминаю об этом, когда случайно налетаю на дверной косяк. А так я по-прежнему метко стреляю и машину вести могу. Я ведь всеми видами оружия владею. Траектория полета пули или снаряда мне известна, дальность стрельбы тоже, вот только мне надо подсказывать: «правее» или «левее».
Человек войны
Жизнь Алексея Климова изначально могла сложиться совсем по-другому, если бы однажды он не познакомился с ребятами, которые с восторгом рассказывали о своих боевых заслугах.
- Пацаны, что вы здесь сидите? Приезжайте во Владикавказ, Северную Осетию, надевайте краповые береты, поступайте в спецназ, не пожалеете… – говорили они.
Климов тут же забыл о своей мечте поступить в питерское училище морской пехоты, забыл о карьере профессионального боксера. Тут подоспела повестка в военкомат. Перед отъездом в армию он поцеловал мать и сказал: «Запомни меня молодым и красивым».
- По распределению я попал в Кремлевский полк, в роту специального назначения, – рассказывает Климов. – Служил в Москве, охранял правительственных лиц. Скукотища… Уехать в Чечню у меня не было никакой возможности. Нас готовили не для этого.
Престижная работа, офицерское звание не грели душу сержанта. Алексей ежедневно писал рапорты об отправке его в Чечню. Двадцать шесть заявлений Климова командир роты выбросил в корзину.
- Я не мог спать спокойно, все мысли были только о войне. Однажды ночью я забрался в канцелярию и подложил в папку “Грозный” свое личное дело, — продолжает он. – Следующим утром собрал вещи и сел в автобус, который отправлялся на железнодорожный вокзал. Автобус не успел отъехать, как в салон вбежал командир роты Дмитрий Саблин.
– Сержант Климов, что же ты делаешь? – кричал он.
И все-таки его не удержали. Прибыв в разведывательную роту 166-й ОМСБР, сержант Климов был назначен на должность старшины. Через месяц рота стала образцово – показательной в 166-й бригаде.
– Самое интересное, что меня ничто не удивило на той войне, – вспоминал Алексей. – Зато мои подчиненные не были готовы к Чечне ни морально, ни физически. Там одни восемнадцатилетние желторотики собрались, в них роста не больше 160 сантиметров было. Никто из них даже сапоги чистить не умел и тем более – держать оружие в руках. Конечно, там страшно. Многих передергивало от громкого крика, что говорить о взрывах? Кто-то искал утешение в спиртном, у кого-то ехала крыша, и ребята совершали противозаконные поступки, а кто-то пытался покончить жизнь самоубийством.
Алексея считали одним из самых жестких сержантов на той войне. Его коллеги до сих пор вспоминают, с каким равнодушием он расстреливал людей, как уверенно шел на противника, как оставался в заложниках у чеченских боевиков.
– Мне только однажды стало не по себе, – рассказывает Климов. – Девятого марта мы подходили к блокпосту перед Месхетюрт. Подъезжаем, смотрим, а блокпоста-то нет. И сорока двух человек нет. И двух БМП нет. Такой коматоз наступил! Начальник разведки кричит: «Занять оборону, там могут быть растяжки, уходим». Мы запрыгиваем на БМП, на месте разворачиваемся… Еле ушли. По идее, мы должны быть трупами. Там все заминировано было.
Общественная деятельность майора Климова
Вернувшись после госпиталя в родную Калугу, Алексей создал первую в России организацию ветеранов боевых действий в Чечне. У слепого разведчика энергии и сил оказалось побольше, чем у иного совершенно здорового человека. Буквально лбом пробивал он двери чиновничьих кабинетов.
Вместе с тем мечта об армии все больше захватывала его. И он решился, обратился к командованию, а ему неожиданно разрешили сдать вступительные экзамены на офицерские курсы. Наравне со всеми стрелял на полигоне, сдавал все нормативы и в итоге стал офицером.
- В нашей армии много примеров, когда казалось бы увечный человек оставался в строю, – размышляет Алексей. – Самый яркий из них Алексей Маресьев. Потеряв ноги, вернулся в строй и воевал дальше. Для него примером стал какой-то царский штабс-капитан Первой мировой войны, для меня – Маресьев.
В Горном Алтае я впервые, конечно не вижу, но каким-то особым чувством ощущаю красоту ваших мест. Дивные запахи. Наш заместитель командира бригады по боевой подготовке полковник Александров возил меня в горы. Я чувствовал их дыхание, представлял себе красоту, мне очень понравилось здесь!
Также Алексей Климов как заместитель председателя Исполкома «Боевого братства» провел рабочее совещание с председателем «Боевого братства» Республики Алтай Александром Вилисовым и руководителем РСВА по РА Сергеем Адлыковым по вопросам взаимодействия ветеранских организаций, решения проблем и по обмену опытом.
Сергей Иванов
