30 апреля в нашей стране отмечается День пожарной охраны – в этот день в 1649 году царь Алексей Михайлович подписал «Наказ о Градском благочинии», которым в Москве, впервые в Русском государстве,
вводилось постоянное круглосуточное дежурство пожарных дозоров. Им (дозорам) предписывалось не только принимать активное участие в тушении пожаров, но и контролировать соблюдение существовавших на тот момент правил пожарной безопасности, а также применять меры к нарушителям. Через полгода после Октябрьской революции 1917 года, 17 апреля 1918-го, Владимир Ленин подписал декрет «Об организации мер борьбы с огнём» – на семь десятилетий Днём пожарного в СССР стала именно эта дата. В 1999-м согласно указу тогдашнего президента Бориса Ельцина День пожарной охраны снова стали праздновать
в последний день апреля. Предлагаем вниманию читателей воспоминания ветерана пожарной службы А.Н. ЧЕРНИКОВА (1924 – 2017) о войне и мире, записанные председателем Совета ветеранов МЧС по РА подполковником внутренней службы в отставке А.П. АДУКОВЫМ.
Будапешт, Балатон и Вена
При освобождении Венгрии у пленных оуновцев, бандеровцев и власовцев мы находили письма Гитлеру, где говорилось, что они погибнут, но не отдадут Будапешт «москалям». Однако они этого не сделали, – вспоминал Александр Николаевич. – В феврале 1945-го было принято решение силами 3-го Украинского фронта перейти к временной обороне близ озера Балатон, чтобы измотать противника, а уже затем начать наступление. Фашисты перебросили в район Балатона 6-ю танковую армию СС, сосредоточили там 31 дивизию и моторизованную бригаду: около 500 тысяч человек, более 600 тысяч миномётов и штурмовых орудий, почти тысячу танков, столько же самолётов. Нашему полку поставили задачу уничтожить танки противника. Лётчики предоставили фотосъёмку, и на основании плана мы двое суток работали на трех американских «дугласах» (в каждом – 25 человек) в районе Белой Церкви.
До линии фронта летели на высоте 400 метров, после поднялись выше, так как вторым эшелоном на атаку заходили четыре наших бомбардировщика. Противник открыл по нам шквальный орудийный огонь. После десантирования близ пригорода Кечкимета радист сообщил: наш первый самолёт сбили, все погибли. В числе погибших был и командир десантной группы полковник Урманов, отправивший меня из этого первого самолета к штабной машине за планшеткой. На вторые сутки нашей группе с самолёта сбросили на четырёх парашютах противотанковые мины, другое оборудование, мы стали готовиться к проведению разведки. Фашисты охраняли свои танки, мы уничтожили часовых на трёх наблюдательных постах, взорвали комендатуру, приступили к минированию танков.
Наступление началось утром 6 марта, главный удар фашистов был между озёрами Веленце и Балатон, где на каждый километр они сосредоточили по 50 – 60 танков, вспомогательные – южнее Балатона на Капошвар и с южного берега реки Дравы на Печору. Немцы пытались расчленить наши войска и выйти к Дунаю. Их усилиям помешали беспримерная стойкость, высокое мастерство советских солдат и военачальников: потеряв свыше 40 тысяч человек, около 1000 танков, миномётов и штурмовых орудий, 15 марта они были вынуждены прекратить наступление. Позднее стало известно, что невзорванными остались девять немецких танков, хотя мины были под всеми машинами – особисты потом выясняли, кто закладывал заряды. Успешное завершение Балатонской операции позволило начать наступление на столицу Австрии Вену. При ее штурме я был дважды ранен. Спасли меня австрийские женщины: спрятали в шкафу и забросали вещами. После больше месяца лечился в госпитале.
В мае 1945 года я вернулся с товарищами в Москву. Собирался домой, но получил приказ прибыть в Калининград. Нам, 12 десантникам, сообщили, что будем инструкторами по подготовке диверсионных штурмовых десантных специализированных групп. Демобилизовался в январе 1947-го.
Дела пожарные
В Горно-Алтайске по решению обкома КПСС меня направили в городской отдел милиции, но уже в мае перевели в профессиональную пожарную команду и отправили в Барнаульское пожарное училище, а после его окончания в феврале 1948-го назначили начальником городской, затем и областной пожарной команды.
Осенью 1948 года случился пожар в областном Доме Советов. Мы прибыли по тревоге около часа ночи, туда же приехал председатель облисполкома Чет Кыдрашев. С саперной лопаткой в руках он бегал за мной и кричал: «Сожжёшь партийные документы и архив, сгною в тюрьме». Надо было произвести разведку: куда распространяется огонь, где источник возгорания, есть ли там люди. Дежурного милиционера на месте не оказалось, он ушёл «поужинать» (в час ночи!). Средств защиты дыхания и зрения не было: выскочу, в окно подышу – и дальше.
Два раза в год я лично проверял это четырехэтажное деревянное здание, выдавал предписания о замене вытяжного деревянного дымохода на металлическую конструкцию, а также об установке двух гидрантов или обустройстве огороженного пожарного водоёма на 100 кубометров. Кыдрашев тогда кричал: «Это что? Ты знаешь, куда пришел?» Затем меня долго и нудно «воспитывали».
Той осенней ночью огонь пошел в коридор на первый этаж, другие заполнились дымом. Пожарную машину установили прямо у реки. Из-за большого расстояния и высокого давления лопались рукава. На ямы с жидкостью близ здания установили машину с ручным насосом, но он забивался – как оказалось, это были ямы для сбора канализационных и сточных вод. И вот этим всем к 11 утра мы пожар потушили. После установили: возгорание произошло в столовой. Деревянные дымоходы изнутри были обиты войлоком, смоченным в глиняном растворе. За давностью лет войлок истлел, а глина осыпалась.
На партийную комиссию по поводу пожара собрались большие начальники, включая представителей Центрального аппарата и Алтайского краевого комитета КПСС, областного и городского прокуроров, сотрудников НКВД. Я взял с собой копии предписаний, которые ранее выдавал облисполкому. Прокурор области доложил: в предписаниях предложены мероприятия по устранению нарушений правил пожарной безопасности и сроки их выполнения, но нарушения не были устранены. Московский чиновник резюмировал: «Вашей вины мы не усматриваем. Хорошо, что потушили пожар, не дали зданию сгореть полностью. Идите, занимайтесь своими пожарными делами». Около ткацкой фабрики меня ожидала жена с чемоданом, другие родственники – думали, меня арестуют и увезут в следственный изолятор.
Столовую, откуда начался пожар, убрали, дымоходы заменили, деревянные конструкции подвергли огнезащитной обработке, местами заменили проводку. Позже начали обустройство пожарного водоёма. Городское ремонтное строительное бытовое управление вместе с другими предприятиями и организациями более двух месяцев убирали сгоревшую штукатурку, перегородки, чистили балки, в отдельных местах меняли их. Противопожарные мероприятия не проводились в здании больше двух десятков лет, теперь же это быстро сделали. Видимо, последовали соответствующие указания из ЦК КПСС, прокуратуры и НКВД.
Детишек выносили из огня
Зимой 1951-го возник пожар в детском ясельном садике, что располагался около областного управления НКВД. Я с семьёй жил тогда в пожарном депо, которое находилось по проспекту Сталина (сейчас Коммунистический). Приехал на возгорание вместе с дежурным караулом. Увидев замки на входных дверях, пожарные быстро их сорвали, а дальше увидели спящих детей. Укрыв чем придется, вынесли восемь ребятишек через проспект в городскую музыкальную школу. Как потом выяснилось, дежурная няня ушла домой, закрыв спящих детей на замки. Осмотрев объект, установили, что пожар произошел от печного отопления – дымоход был неправильно оборудован в месте перехода через потолочное перекрытие.
В городской профессиональной пожарной команде было три дежурных караула. По штатному расписанию в каждом полагалось десять человек, однако никогда не было полного состава. Зарплата пожарного бойца составляла 36 рублей в месяц. Устроится человек в пожарную команду, поработает месяца два, а потом со словами «лучше пойду картошку сажать да продавать, чем, рискуя жизнью, тушить пожары за 36 рублей» пишет заявление об уходе.
В 1953 году в пожарную команду разрешили принять заместителя начальника, кладовщика, инспектора отдела кадров, старшего инспектора государственного пожарного надзора и трёх пожарных бойцов. На ткацкую и гардинно-тюлевую фабрики, обозостроительный завод, две базы областного потребительского союза, в областную больницу и два автохозяйства приняли инструкторов по пожарной профилактике. Они тоже были теперь в штатном расписании городской профессиональной пожарной команды. Зарплату увеличили до 75 рублей. Укомплектование штатов сказалось на количестве пожаров – их стало заметно меньше.
С 1965-го мы вместе с тогдашним начальником отдела пожарной охраны УВД Горно-Алтайского облисполкома полковником Николаем Васильевичем Курумчиным создавали пожарные команды (части) и строили пожарные депо в Усть-Кане, Усть-Коксе, Онгудае, Шебалино, Улагане, Майме, Турочаке и Чое. В Горно-Алтайске в сентябре 1976 года пожарная команда въехала в новое пожарное депо по улице Объездной (сейчас улица Павла Кучияка), начинали его строить в 1971-м.
В 1982 году Горно-Алтайскую городскую профессиональную пожарную часть реорганизовали в Самостоятельную военизированную пожарную часть–9 (СВПЧ–9). В октябре того же года меня назначили старшим мастером газодымозащитной станции в СВПЧ–9.
