Январское серое утро постепенно вплывало в дом. За окном мощно шумела «низовка» (северный телецкий ветер), тревожа прибрежные скалы яростными ударами волн, позванивая подвешенными под крышей медными колокольчиками и бросаясь снежными зарядами.
В доме уютно от тепла деревенской сибирской печи и запаха свежесваренного кофе… И приходят воспоминания… Воспоминания о походах и напарниках. Хочется рассказать о том, что было когда-то и что осталось навсегда в памяти сердца. Сегодня это будет рассказ о Сергее Спицыне, ведущем научном сотруднике Алтайского биосферного заповедника.
…В который уже раз бурный Онгураж преградил нам путь. Вновь приходится останавливаться, сбрасывать опостылевшие рюкзаки-«спиногрызы» и искать или брод (что очень маловероятно в начале лета), или естественный мост, или подходящее дерево для устройства моста. Порой нам везёт – на пути встречается завал через реку, и мы без особого труда переходим на другую сторону. Но чаще приходится доставать топоры и самим строить переправу. На этот раз подходящее дерево оказалось на другой стороне реки.
Бурный поток Онгуража в этом месте делал широкий плавный изгиб, на протяжении которого обнаружилось наличие длинного плеса и галечных отмелей, позволяющих с некоторой осторожностью переправиться на другую сторону. Переправиться, чтобы сделать мост. Кто-то один должен был оголиться и попытаться перейти бурный поток. Даже не перейти, а переплыть, потому что вода в этом месте доходила до пояса, а скорость её такова, что устоять невозможно – сразу сбивает с ног.
Хотели бросить жребий, но Сергей Спицын, как начальник нашей патрульной группы, волевым решением взял инициативу на себя. Для страховки мы с Игорем Савинским обвязали его арканом, и Сергей бросился в холодный бурный поток. Потом он в одиночку топором свалил, предварительно очистив от веток, росшую на берегу небольшую ель, и мы, навесив страховку, благополучно перешли сами, перенесли рюкзаки и карабины. Разожгли костёр, обсушились-обогрелись, сварили и выпили чаю с сухарями. Затем двинулись дальше.
Заканчивалась третья неделя нашего патрульного обхода по маршруту Джулукуль – Язула – Бошкон – Чульча – Телецкое озеро. Кроме патрулирования в наши обязанности входили чистка тропы и подготовка места и материалов для строительства базы патрульной группы Алтайского государственного природного заповедника на озере Яхонсору. Шел 1989 год, и это было мое первое патрулирование.
Сергей Спицын пришел на работу в Алтайский заповедник в 1983 году сразу после демобилизации из рядов Советской армии, где служил в Ракетных войсках стратегического назначения. В армии он увидел фильм об Алтайском заповеднике, проникся красотой Горного Алтая и решил посвятить свою жизнь охране природы этого удивительного края. Как и всем вновь принятым на работу в заповедник, ему пришлось пройти испытательный срок в хозяйственном отделе. Для проживания Сергею выделили комнату в продуваемой всеми ветрами «гостинице-заежке» в поселке Яйлю. Это было практически все, что мог предложить заповедник молодому сотруднику. Однако армейская закалка и природное терпение позволяли легко переносить бытовые трудности. После прохождения трёхмесячного испытательного срока Сергея Спицына перевели в отдел охраны. С тех далёких уже времён и началась его природоохранная эпопея, которая успешно продолжается и по сей день.
Лыжный переход от массива Архарий до Узун-Оюка никогда и никому не внушал особого оптимизма. С самого утра, когда после завтрака ты становишься на лыжи и вместе со своим рюкзаком-«спиногрызом» быстро спускаешься в долину Богояжа, перед твоим взором открывается весь дневной путь, который предстоит пройти: Джулукульская котловина, в декабрьские морозы заставляющая вспомнить рассказы Джека Лондона о застывающем на лету плевке и погибших от невозможности разжечь костёр замёрзшими руками чечако. Но самое гибельное, что есть в этом переходе, – с самого утра ты видишь большую ледниковую гриву и избушку, стоящую на ней, к которой должен прийти поздно вечером (если успеешь…). И каждый раз, когда поднимаешь свой взор от лыжни, видишь вожделенную избушку, где тебя ждут печка, чай и отдых, которая никак не приближается…
Мы с Сергеем вышли пораньше, чтобы успеть к ночи до Узун-Оюка. Быстро спустились к Богояжу и бодро зашуршали лыжами по твердому насту. Утреннее весёлое солнце внушало надежду, что к концу дня будем пить чай у гудящей печки. Однако с выходом на Челушман солнце скрылось в морозной дымке, встречный ветер – хиус продувал насквозь, а твердый наст сменился глубоким перемерзшим снегом, в который мы стали проваливаться выше колен. Скорость нашего перехода резко упала. Желанная избушка с печкой и чаем скрылась в морозной мгле. Появилось ощущение, что, кроме нас, в этой стылой снежной пустыне никого нет и что никогда не будет конца нашему пути.
К вечеру, когда ранние декабрьские сумерки скрыли вершины гор и мы потеряли привычные ориентиры, легкий хиус сначала перешёл в мелкую поземку, а потом в метель. Изредка сквозь рваные несущиеся облака проскакивала луна. Её спокойный, какой-то больничный свет действовал гипнотически. Мне казалось, что ещё немного и мы выйдем к озеру Янкулю, а там и рукой подать до избушки. Однако Сергей, несмотря на моё предложение идти, настоял на том, чтобы поставить палатку и заночевать. «Разгулявшаяся пурга, ночь, отсутствие ориентиров могут нас завести очень далеко, – говорил он. – Мы просто можем заблудиться и потерять и силы и время».
Ночёвка в горной тундре без костра и горячего чая не внушает оптимизма. Но делать нечего: поставив палатку, пожевав цукаты и «запив» их снегом, мы завернулись в спальники и под пение вьюги и шуршание снега по стенам окунулись в тревожный, дерганый сон.
Солнце пробилось сквозь ткань палатки и заиграло весёлыми зайчиками по нашим обросшим и обветренным лицам. Я первым осмелился выскочить из спальника и, прыгая на одной ноге, вывалился из нашего «домика». Первое, что я увидел: часть нашей вечерней лыжни, которую по какой-то непонятной причине не занесло снегом. Она направлялась в Тасту-Оюк. И если бы Сергей не остановил нас, мы были бы сейчас в другой части Джулукульской котловины и в ещё одном переходе от цели нашего вчерашнего путешествия…
За годы работы в Алтайском биосферном заповеднике Сергей Спицын прошёл путь от лесника до заместителя директора по охране, получил высшее образование, вырастил троих детей. Стоял у истоков ведущейся уже около тридцати лет планомерной работы по изучению и сохранению популяций снежного барса и алтайского барана аргали, ловил браконьеров, строил мосты и избушки, внедрял первый опыт экологического домостроения в Яйлю и был одним из инициаторов создания общественного совета нашей заповедной деревни, ставшего к настоящему времени основой зарегистрированного Территориального общественного совета (ТОС).
Сейчас Сергей, приобретя бесценный опыт, перешёл на работу в научный отдел и полностью посвятил себя восстановлению уже упомянутых популяций ирбиса и аргали на Алтае. Спицына редко можно увидеть дома, маршруты его экспедиций пролегают по отдалённым местам Алтайского заповедника, хребтам Чихачёва и Сайлюгема, по сказочным долинам Аргута и Шавлы, где ещё встречаются снежные барсы, которых необходимо сохранить.
…Подходила к концу вторая неделя нашего патрулирования высокогорной Джулукульской котловины и долины Богояжа. За этот десяток коротких морозных декабрьских дней мы обследовали почти все укромные местечки, где ещё могли оставаться архары, выдавленные со своих традиционных пастбищ табунами лошадей и стадами сарлыков, загоняемых на зимовку в заповедник тувинскими скотоводами. Самих пастухов мы не застали, попытки самостоятельно выгнать резвых коней и упрямых сарлыков не увенчались успехом – с большим изумлением смотрели на нас полудикие животные, когда на камусных (лыжи с подбитой нижней ходовой частью шкурой оленя, лося или лошади) лыжах мы пытались опередить их на крутых склонах горного массива Архарий. Но присутствие нарушителей заповедного режима было зафиксировано: пересчитали коней, быков и коров с телятами, составили протоколы и акты и засобирались домой в Яйлю, на Телецкое озеро, до которого было всего-то пара сотен километров…
Избушка у склона Архария, приютившая нас на эти две недели, с грустью следила за нашими тщательными сборами – так ей не хотелось оставаться одной напротив Шапшальского хребта до следующего прихода патрульной группы. Однако, несмотря на уют и тепло, которые она нам дарила всё это время, мы должны были покинуть её, чтобы пройти «по долинам и по взгорьям» и посмотреть, всё ли в порядке в других далёких заповедных уголках. И вот рюкзаки упакованы, оружие и бинокли привычно примостились за спиной и на груди, лыжи уже нетерпеливо поскрипывали свежевыпавшим снегом – всё, вперёд!
Вышли рано, около семи часов утра. Перед нами лежал Богояж, за ним долина Челушмана, и там, далеко, была видна заповедная избушка Стремечко, примостившаяся на верхушке длинной ледниковой гривы у небольшого озерца в форме конского стремени. Её было видно почти с самого начала нашего перехода, хотя расстояние до неё было не менее 40 километров… Пообедали уже в Челушмане, спрятавшись от поднимающейся метели среди его крутых обрывистых берегов и запив пару-тройку бутербродов опостылевшим за время пребывания в горах чаем из талого снега и льда, в который сколько ни сыпь заварки, сколько ни добавляй разных травок – он всё равно пустой, дистиллированный…
Потом была холодная ночёвка в придавленной снегом палатке, день отдыха на Стремечке, и вот наконец-то мы пересекаем Топчиху и видим верхушки кедрачей! Лес, тайга, родниковая вода… Последний привал под могучим кедром перед спуском в долину Сай-Хоныша, последний котелок чая из талого снега. А в самом низу долины мы услышали журчание ручья, доносившееся из-под полутораметрового снежного сугроба, и не могли не остановиться. Сергей Спицын, руководитель нашей «двухместной патрульной группы» (в те далёкие уже 90-е годы нам не раз приходилось уходить в многодневные оперативные рейды вдвоём – другого выхода не было), не снимая рюкзака, своим длинным кайком (такая палка-посох для ходьбы на камусных лыжах) разгрёб снежный сугроб и концом кайка, вырезанным в форме чаши, зачерпнул живой воды и налил в уже протянутую мной кружку. И я выпил… Ничего вкуснее я никогда не пил. Прошло двадцать лет, но мне до сих пор кажется, что если бы мы не стояли почти по пояс в снегу, то пустились бы в дикий первобытный танец от ощущения силы и бодрости, которая влилась в нас с родниковой водой Сай-Хоныша.
Евгений Веселовский, сотрудник Алтайского биосферного заповедника.
Фото Александра Лотова.
