Когда-то в юности ныне известный на всю страну живописец Николай Сергеевич Давыдов решил утопить этюдник. Этот импульс был продиктован минутной слабостью: удовлетворение от хорошего заработка на плакатах вдруг стало спорить с пониманием, что серьезная стезя живописца может оказаться трудной. К счастью, маленькое «затмение» растворилось, иначе мы не увидели бы его картин. Они, как русской души окна, распахнуты ко всему родному в предельной любви сердца. Много-много написано, и мы можем увидеть какую-то часть этого волшебства в нашем Национальном музее. На холстах Давыдова – приволье его чувств к красивейшим местам. Он воспел, одухотворил своим талантом художника все, что только пожелал…
– Николай Сергеевич, вы из династии известных художников. Сама эта данность как-то помогала вашей вере в то, что все должно сложиться?
– Мой дед – великий русский художник Василий Никитич Мешков. Он был передвижником и мастером по портрету сангиной. После Серова считался вторым. Покрышкин, Гиляровский, Москвин, Цеткин, Калинин, Ворошилов и многие другие известные личности стали героями его работ. Кисти Василия Мешкова принадлежит один из лучших портретов Менжинского. Шаляпин в роли Мефистофеля – тоже его исполнения. Он дружески общался со всеми этими людьми, причем не только в часы позирования. Не нарисовал, наверное, только Сталина, Молотова и Ленина… Преподавал в собственной школе живописи в Москве. Память о моем деде осталась в Третьяковке, в Русском музее.
Есть воспоминания родственников, что дед был против того, чтобы его сын Василий работал в этом жанре. «Задушу Ваську, если будет кусты рисовать!» – говорил он, желая сделать сына историческим живописцем. Но как-то приехали они в Подмосковье и стали писать. Известный художник Константин Коровин, разделивший эту компанию, подошел к моему деду и вдруг произнес: «Никитич, зря ты на мальчонку наезжаешь! Смотри, у нас с тобой просто сараи написаны, а у него они вечером по-настоящему спят, как живые…» И Василий Васильевич Мешков стал-таки известным пейзажистом. Однажды он решил отказаться от должности в Московском правлении Товарищества художников и подал заявление на имя председателя: прошу, мол, освободить меня от занимаемой должности, так как, рисуя, принесу больше пользы Родине, чем заседая в комиссии. И это мне понятно.
И был огромный альбом с фотографиями, и работы висели у нас, и даже остался мастихин Кости Коровина… Раньше иногда подумывал, что, родись я чуточку пораньше, все было бы гораздо проще в моей творческой судьбе. Был бы живой дед со всеми своими заслугами и регалиями, который жил в Москве, и я бы, как по лестнице с красной дорожкой, побежал вверх. Но сейчас окорачиваю себя, понимая, что споткнулся бы на первой ступеньке, запил да загулял. Потому что, когда на всем готовеньком, теряется что-то по-настоящему важное. Как говорят, сытый волк никогда лося не загонит. Поэтому для меня в этом смысле хорошо, что дед ушел раньше и мне пришлось самому идти по своему пути.
– По сути, судьба дала вам самостоятельность. А какие-то ограничивающие факторы в ней стимулировали творчество?
– Тут я могу привести пример, когда писал на Севере при минусовой температуре. Сейчас уже не могу, болят суставы от мороза. Но хорошо помню, как меня до такой степени эмоционально захлестывало желание писать, что я забывался в процессе. На левую руку надевал перчатку и ею тряпку держал, а правая должна была чувствовать кисть, ее соприкосновение с холстом. Руки замерзали так, что хотелось кричать. Или, помню, писал на Афоне. Такой вид нашел великолепный! Но сделай с этого места шаг назад – и упадешь в пропасть. Я понял, что нужно найти опору, и сел на камень. Он был острый, и это неудобство следовало терпеть. Работа получилась шикарной. Это лишь маленькие примеры физических ограничений, которые не помешали сделать задуманное. Вообще, когда человека что-то сдерживает, сдавливает, он начинает еще больше стремиться вперед.
– Насколько, по-вашему, сегодняшнее искусство связано с духовностью?
– Человек меняется, искусство тоже. Мы помним, какими были картины послевоенного периода. В них максимально ощущалась энергия радости жизни. И это после того, как люди прошли страдания. Сладкая, жирная жизнь приводит человека к деградации. Какие люди были раньше счастливые! Такое чувство, что они были внутренне выше, духовнее. Сегодня потребительство достигло невероятного уровня, и это всюду проникает. Искусство, как и религия, должно очищать человека. И, к счастью, духовность осталась в России. Духовность и чистота. Мы не можем пока этого оценить, но пройдет время и это станет очевидным. Есть сегодня в искусстве и то, что можно подвергнуть критике, не принимать, а ищущие в нем духовность способны ее обрести.
– Ваша огромная творческая энергия – дар свыше или секрет в потрясающем трудолюбии, поддерживающем талант? Столько всего сделано!
– Репин говорил: «У меня три процента таланта, остальное – труд!» Без таланта нельзя, это Божья искра. Трудолюбие – основа всему. Если не трудиться, ничего не получится. Смотрю на спортсменов, которые тренируются по восемь часов в воде. Как им без этого достичь результата?
Знаю многих способных художников, но талантливые, в моем понимании, редкость. Почему окончившие институт не идут дальше? А просто внутри художника не было! У меня были учителя советского времени. Они рассказывали, как однажды Сталин вызвал Грабаря и спросил: «Почему художников так мало?» Тот ответил: мол, художник – это штучный товар. Три процента выпускников высших учебных заведений становятся художниками.
– В детстве кто-то пророчил вам судьбу художника?
– Когда учился в школе, приносил домой кучу ватманской бумаги, чтобы рисовать наглядные материалы по просьбе учителей. Я все это делал, а потом учил уроки. Учился средне, гуманитарные предметы шли неплохо. А вот по математике, как бы ни решал, твердо знал, что получу тройку или «смотрено». Двоек учительница Вера Герасимовна Смоленчук мне никогда не ставила. Она говорила: «Да ему двойку не за что ставить! Ему математика вообще не нужна, он художником станет!» Прошли годы, и я пригласил ее в ЦДХ в Москву на свою выставку. Она приехала и сказала, что чувствовала мое будущее…
– Помните ли какие-то необычные случаи, связанные с вашими картинами или работой над ними?
– Были разные. Несколько лет назад я был в Борисоглебском монастыре, работал там. Он один из древнейших. И вот стою как-то, пишу на бугре сам монастырь. Вечер. Тихо. Вдруг чувствую: сзади дышит кто-то тяжело. Обернулся – никого. Я опять пишу, и снова такое впечатление. Тревожно стало, начал читать «Отче наш…». Спустя минуты почувствовал, что этот кто-то ушел.
А другой случай, например, о том, как необычно складывается жизнь картин. По приглашению работал в Ирландии, выставка в Дублине была. Что-то продал, какие-то этюды уехали со мной в Россию. Проходят годы, меня приглашают в Англию. Решил захватить с собой эти этюды. Вдруг они там кому-то приглянутся? Привез и продал одной из не очень дорогих галерей. Меня там знают, купили. Проходит время. Я тогда жил в Москве. Вечером неожиданный звонок от члена-корреспондента Академии наук Дюжикова. Предлагает продать ему работы и дополняет: «У меня уже есть ваши картины. Я был в Англии в командировке и привез оттуда ваши ирландские работы. Сразу понял, что художник русский». Я про себя думаю: вот судьба… Какой круг сделали картины, прежде чем найти своего покупателя!
Мои работы – в частных коллекциях, в музеях здесь и за рубежом. Как их судьба сложится? Кто знает. У меня в Китае была своя галерея, и там находилось около 500 работ. Где они сейчас? Надеюсь, нашли добрых хозяев.
– Легко расстаетесь с работами?
– Некоторые очень жалко отпускать. В оправдание себе самому говорю, что для людей пишу. Если кто говорит, что пишет для себя, то лукавит. Каждый художник хочет признания, как хотят его в целом люди искусства. Это тщеславие, но оно – часть творческой природы. Такова психология человека. Мне всегда очень хочется, чтобы мои картины попали в хорошие руки.
– Процесс живописи отвлекает от ощущения тяжести жизни, если такое вдруг приходит?
– Интересный вопрос. Очень часто задаюсь им. А потом думаю, отвечая этим мыслям: какой я счастливый! Я ухожу в этот свой мир, забываю обо всем и о каких-то проблемах в том числе. С Богом разговариваю. В последнее время все чаще и чаще вхожу в эту эйфорию творчества – время проскакивает стремительно. Благодарен судьбе, что я художник. Не могу представить, кем бы еще мог стать. Мне главное, чтобы красочки и кисточки были.
Мы – дети Божьи. Всевышний создал весь этот мир. И я, как художник, обладая маленькой толикой Его таланта, могу отразить созданное Им в силу своего собственного трудолюбия, мастерства. Из любви к Богу, к людям. Нельзя творить, не любя людей. Я понимаю, что для них я должен делать хорошее.
– Ваша выставка «На земле под небесами» в трех залах Анохинского музея – праздник для наших ценителей изобразительного искусства. Вы довольны, что привезли сюда свои холсты?
– Конечно, я очень рад, что здесь организована моя юбилейная выставка. Она продлится до 5 декабря. Теперь несколько моих работ останутся здесь – две я подарил музею и три им приобретены. Горжусь, что они будут находиться в одном пространстве с работами большого национального художника Григория Ивановича Гуркина. Прочитав книгу о нем, понял, что он получил основу для своего таланта, проявив огромное упорство и трудолюбие. Если бы Гуркин не отправился к Шишкину, не учился бы в академии, его путь мог сложиться иначе.
Когда я оказался на Алтае впервые, он меня очень тронул. И он остается в моих картинах, поскольку люблю приезжать сюда поработать. Нынче вот здорово простыл в Онгудае – резко выпал снег. А хотел еще и в ноябре пописать. Алтай – особенный мир. Чистый, духовный. Обязательно буду возвращаться сюда…
***
Николай Сергеевич Давыдов – заслуженный художник России, академик Российской академии художеств.
Родился в селе Ольшанка Одесской области 5 июня 1951 года. Школьные годы прошли в Кемеровской области. Учился в Красноярском художественном училище имени В.И. Сурикова и Дальневосточном институте искусств. Живет и работает в Твери.
Его произведения находятся в собраниях Минского национального музея (Республика Беларусь), Могилевского, Бобруйского, Витебского художественных музеев, Тольяттинской картинной галереи, Вышневолоцкого художественного музея, Сыктывкарского национального художественного музея (Республика Коми), Сыктывкарской художественной галереи, Новгородского художественного музея, Национального музея им. А.В. Анохина, а также в частных коллекциях России и зарубежья.
Ведущие жанры: пейзаж и натюрморт. Отдельные серии работ связаны с тематикой святых мест России, Русского Севера и Афона.
Н.С. Давыдов – участник зональных, республиканских и всероссийских выставок с 1996 года. Провел более 40 персональных выставок, в том числе в ЦДХ, в Храме Христа Спасителя, в Национальном музее Белоруссии, во многих городах России и за рубежом.
Беседовала Екатерина БАЖЕНОВА
(Статья опубликована в газете «Звезда Алтая», №45 от 16 ноября 2022 года).
