Алтай в наше время привлекает к себе внимание не только как средоточие природных богатств. Алтай – это ещё и культурное, религиозное средоточие, равных которому в мире нет. Наша республика в этом отношении уникальна, и отличие Горного Алтая от таких территорий, как Балканы, Кавказ, Ближний Восток, в том и состоит, что у нас все религии по-настоящему самостоятельны и равноправны.
При всех разговорах последнего времени об экономическом кризисе мы должны понимать, что его корни – не только внутри финансовых пирамид. На самом деле это кризис нравственных устоев, и, как мы понимаем теперь, настоящий кризис – в сознании и душе человека. Безверие таит в себе страшную разрушительную силу, и руками безбожников творятся самые дикие вещи. При всех разговорах о единстве и согласии у нас в Горном Алтае надо отдавать себе отчёт в том, что не где-то там далеко, а здесь, у нас, на виду у всех то церковь вспыхивает, то рушится субурган, то оскверняются священные места. Я предлагаю поразмышлять: почему это происходит?
Понятно, что молодежной среде всегда был свойственен максимализм, но мы всё чаще становимся свидетелями того, как он перерастает в нетерпимость и даже в экстремизм – в том числе у нас, в Республике Алтай. Как предугадать возможный ход событий и уйти от конфликтов на межнациональной и религиозной почве, характерных для других регионов? Богатый исторический опыт Горного Алтая позволяет смотреть в будущее с оптимизмом, но это вовсе не даёт повода для самоуспокоения.
Духовное становление народа
Говоря о богатом историческом опыте Горного Алтая, в последние годы мы задумываемся всё чаще и над таким вопросом: был ли в истории нашего региона такой период, который мог бы быть поучителен для современного этапа нашего становления? Да, у нас есть такой период, и это, как ни парадоксально, события 100-летней давности. Начало ХХ века было для Горного Алтая периодом национального пробуждения, временем отчаянных поисков духовной самоидентификации. И в этом плане нам предстоит дать равную оценку усилиям двух великих подвижников алтайского народа – Григория Чорос-Гуркина и Аргымая Кульджина. Их имена должны стоять рядом, когда мы ведём речь о духовном становлении нашего народа.
Прославленный художник и самый успешный из алтайских предпринимателей одновременно почувствовали духовную энергетику Алтая в начале ХХ века. Наш регион оказался вполне подготовленным на тот исторический момент к восприятию новых идей, которыми жила передовая Россия. Они оба часто бывали в Томске – городе, который имел в то время заслуженную славу «сибирских Афин». Бывая в Томске, они понимали, как нуждается их народ в культуре и просвещении.
Заслуги Гуркина перед алтайским народом теперь уже общеизвестны, а в чем конкретно был ему равен предприниматель Аргымай Кульджин? Размышляя над этим вопросом, я прихожу к выводу, что присвоение его имени новой школе в Теньге было бы только началом большой работы по возвращению памяти об этом истинном духовном лидере алтайского народа. Мы часто упоминаем имя Чета Челпанова, когда говорим о бурханизме и событиях 1904 года. А на самом деле идеологом возрождения буддийской традиции был Аргымай, и мы должны сегодня открыто об этом говорить. В книге А. Данилина «Бурханизм» есть, кстати, характерная фраза о том, при каких обстоятельствах Чет «увидел» явление Всадника на белом коне: «Приказание Кульджина он исполнил, хотя сам Бога не видел…»
Бурханизм Аргымая
За нынешним пустословием о «белой вере», за всеми попытками смешать её с язычеством или шаманизмом давайте не будем забывать о том, что бурханизм – это возрождение древнейшей духовной традиции на Алтае. Давайте будем помнить о том, что Аргымай на протяжении всей своей жизни был крепко связан с Монголией и Тибетом, и его версия бурханизма – это вовсе не нынешний «алтай jан», изобретенный совсем по другим лекалам. Если нам действительно дорога историческая память об Аргымае, давайте будем исследовать её во всей полноте.
Меня могут спросить сейчас: так значит, Аргымай был бурханистом? Сразу отвечу, что мне непонятна нынешняя нетерпеливость, когда человека непременно хотят куда-то «определить», найти для него какую-то этикетку. Давайте подумаем: почему перед событиями 1904 года в долине Теренг не где-нибудь, а именно в Теньге на деньги Аргымая был построен православный храм? Кто-нибудь может сегодня сказать, что руководило его действиями на тот момент?
Мы знаем, что в исторической литературе много пишется о том, что в начале ХХ века у нас на Алтае наблюдалось небывалое брожение в умах и религиозных поисках, здесь не были редкостью открытые диспуты между буддийскими ламами, шаманами-язычниками и православными батюшками… В этом смысле я вижу, что у нас уже в то время шёл активный межкультурный диалог, говоря современным языком, и уже тогда решались проблемы консолидации духовного единства народов Горного Алтая. Вот в чём уникальность нашего исторического опыта, и, говоря сегодня об Аргымае Кульджине, я делаю главный акцент на том, что он первым из «больших людей» Алтая задался вопросом: как объединить разрозненные сеоки? Какую идею предложить своему народу, чтобы в нём пробудилась тяга к духовной консолидации? И он вспомнил о бурханизме. При том, что вполне допускал: какая-то часть его народа примет религию, которую веками исповедовал русский народ. Вот почему он решил возвести православный храм в Теньге.
В духовной связи с русской традицией он видел самые широкие перспективы. Аргымай видел, как благотворно сказалась эта традиция на творчестве его современника Чорос-Гуркина. Да, это был выдающийся алтайский художник, но это в такой же мере русский художник – хотя бы потому, что это был любимый ученик Ивана Ивановича Шишкина. И в отличие от нас, ныне живущих, Аргымай прекрасно понимал, что нельзя в лоб, безапелляционно заявлять о себе: мы, алтайский народ, – ламаисты. Или называть себя исключительно тенгрианцами.
Чорос-Гуркин гениален в том, что к своим откровениям и прозрениям он пришёл совсем не под воздействием внешних причин – нет, он пришёл к ним изнутри. Казалось бы, это непостижимо: уйти от хорошей и правильной иконописи сначала к пейзажам, сопоставимым по уровню мастерства с работами его учителя, а потом поразить всех «Озером горных духов». Но в этом и есть его гений – оставаясь в душе тенгрианцем, оберегать в себе опыт иконописца и развивать технику новой европейской живописи. Кто, кроме него, был в то время тенгрианцем среди русских художников? Не было никого. Он был один, и в этом его неповторимость.
Важна не религия, важны дела
Если мы хотим достичь духовного единства алтайского народа, то нам нужно учиться этому у двух «властителей дум» начала ХХ века – Григория Чорос-Гуркина и Аргымая Кульджина. С их стороны не было никаких насаждений в области религии или духовности, они знали: народ сам решит, что ему подходит больше всего. Они понимали: совсем неважно, в какой религии «числится» тот или иной человек; гораздо важнее видеть его дела. И никакого радикализма в их действиях не было – сегодня мы должны это признать. Вот только жаль, что в 1917 году с приходом к власти большевиков эта традиция была прервана у нас на Алтае.
В научной литературе личность Аргымая до сих пор остаётся малоисследованной. В списках жертв политических репрессий сказано: Кульджин Аргымай, родился в 1865 году, алтаец; грамотный; крестьянин-единоличник. Проживал: Онгудайский р-н. Арестован 30 января 1930 г. Приговор: 10 лет. И больше – ни строчки.
Между тем мы знаем, что его приглашали в 1898 году на коронацию Николая Второго, его называли «поставщиком Двора», он имел конезавод и завод по переработке молока. Аргымай неоднократно бывал в Европе, в том числе в Англии, кроме того, был известен как зайсан рода майман, а когда дючины были заменены на волости и от зайсанов пришлось отказаться, он был назначен волостным старшиной. В Российском этнографическом музее есть коллекция, основу которой составляет дар Николаю II со стороны конезаводчика-мецената Аргымая Кульджина, часть экспонатов из этой коллекции мы видели в Москве в дни празднования 250-летия добровольного вхождения алтайского народа в состав России.
В мае 2008 года мне посчастливилось при содействии нашего сенатора В.А. Лопатникова попасть на хорошую экскурсию по культурной столице России – Санкт-Петербургу. И, находясь в Кунсткамере, я заново открывал для себя все экспонаты, переданные Царскому двору от Аргымая в виде дарственной коллекции.
Благодаря Аргымаю этот островок подлинно народной культуры сохранился в Северной столице, и мы можем гордиться сегодня тем, что это лучшие из всех экспонатов, которых нет сейчас даже у нас в республиканском музее. А ещё сотрудники музея показали мне случайно обнаруженную в запасниках картину Г.И. Гуркина «Шаман». Она была написана в период его учёбы в мастерской И.И. Шишкина где-то в 1903 – 1904 годах. Белый кам под сводами чистого неба — прямой контраст по отношению к ранней картине «Жертвенная ночь».
Находясь в Кунсткамере, я впервые задумался над вопросом: можем ли мы считать гуркинскую картину «Шаман» поворотной в его творчестве? Может, именно в Санкт-Петербурге началось его возвращение к истокам тенгрианства? Духовные искания Гуркина и его сподвижника Аргымая совпадают по времени, и далеко не случайно, как мне кажется, братья Кульджины в это же самое время поддерживали новое движение бурханизма. И, конечно же, Аргымай точно так же чувствовал дух свободы, которым был проникнут Санкт-Петербург начала ХХ века и где ему приходилось бывать, в том числе на коронации российского императора.
Он не выделялся
Но это – чисто внешние представления о личности алтайского просветителя. В своё время академик В.В. Радлов справедливо отмечал традиции авторитета родового лидера, который «пользуется у народа особым уважением», и ещё он отметил интересную особенность: «внешне алтайские зайсаны ничем не отличаются от остальных калмыков (т.е. алтайцев)». А вот воспоминание одного из русских чиновников об Аргымае: «Быстро схватывал он самую суть вопроса, развивал и дополнял его и, несколько освоившись с делом, совершенно заменил переводчика. Этот Аргымай представлял вообще крайне любопытный тип. Молодой человек 26 лет, богач, владеющий вместе с братом несколькими тысячами голов скота и имеющий 60 тысяч капитала, живёт в бедной калмыцкой обстановке, ни в одежде, ни в образе жизни ничем не выделяясь из остальных калмыков (алтайцев)». Это было написано в книге, изданной в 1898 году. И в том же 1898 году молодого предпринимателя Аргымая Кульджина пригласили на коронацию российского императора. Один только этот факт заставляет нас задуматься: кем в действительности был для алтайского народа этот непростой человек?
Он не был в вопросах веры человеком ограниченным и, как я думаю, он был свободен от религиозного фанатизма.
Из этого мы можем сделать только один вывод: Аргымай действительно был «абсолютным безбожником» в том смысле, что в его душе могли мирно сосуществовать все известные ему религии. Мы много говорим в последние годы об «алтайской традиции», до конца не понимая, что суть нашей традиции – в абсолютной внутренней свободе. Вот где разгадка «алтайского феномена»! И вот где истоки нынешней толерантности алтайского народа в вопросах религии, всевозможных «восточных вероучений», а также истоки абсолютного нашего спокойствия во всём, что касается нынешних противоречий между Востоком и Западом. У нас в глубине души есть ясное понимание своего места на евразийском пространстве. Задача лишь в том, чтобы наш народ сам это осознал через возвращение к собственным корням.
Мы можем открыто говорить сегодня о том, что у нас в Горном Алтае тоже был свой Григорий Мелехов — казачий атаман Тожлей Ташкинов, который служил верой и правдой адмиралу Колчаку. Но мы должны знать при этом, что его направил в Омск и благословил на постижение воинского искусства не кто иной, как Аргымай Кульджин. Да, они были противниками советской власти, и долгие годы об этих фактах не принято было говорить. Но сегодня мы должны знать всю историческую правду во всей ее полноте.
Мы знаем о тех лишениях и невзгодах, которые выпали на долю Г.И. Чорос-Гуркина во время его вынужденной эмиграции в Монголию. А кто сопровождал его в этом горестном пути от Улалы до границы с Монголией? По воспоминаниям старожилов, Аргымай лично распорядился, чтобы его родственник Кожут из рода майман сопровождал Григория Ивановича и обеспечивал ему полную безопасность по пути в Монголию. И мы не можем сегодня с точностью утверждать, как сложилась бы судьба нашего выдающегося художника, если бы его не поддерживали в самые трудные годы такие люди, как Аргымай.
Беда нашего народа в том, что он плохо слышит собственных проповедников и просветителей. На примере того же Экинура мы могли убедиться в том, что алтайцам подчас гораздо ближе проповеди заокеанских миссионеров, и таких примеров сейчас великое множество. Я бы хотел верить в то, что встречи и конференции у нас на Алтае с участием лучших умов современной России помогут алтайскому народу лучше осознать себя, а значит – ещё больше укрепить статус республики. С другой стороны, если наш опыт окажется ценным и полезным для других регионов России, то это можно только приветствовать.
Мы заново открыли для себя в последние годы имена Гуркина и Потанина, Ядринцева и Чевалкова, и, не останавливаясь на этом пути возвращения исторической памяти, продолжаем открывать для себя новых и новых просветителей, духовных наставников и учителей. Сейчас пришло время возвращать из исторического небытия имя Аргымая, и я хотел бы верить, что оно объединит вокруг себя молодых исследователей, свободных от груза прошлого. На них – все наши надежды.
Иван Белеков,
кандидат исторических наук, член Союза писателей РФ
